Моя зарплата — 1 рубль и 8 копеек. Этот заключённый вышел на свободу и рассказал, как устроен принудительный труд в колониях Беларуси

Деньги • Ирина Михно

Не каждый заключенный в Беларуси осужден по закону, но каждый заключённый обязан работать в колонии – тоже по закону. Политик Виктор Бабарико, к примеру, работал истопником в пекарне ИК №1 – и за месяц заработал 1 рубль 60 копеек (кем он работает сейчас, неизвестно, ведь его лишили адвокатов и средств связи с внешним миром). Наш сегодняшний герой – менее известный бывший заключенный Дмитрий, рассказал, как устроена промзона в тюрьмах: кем работают осужденные, в каких условиях и что за это получают в качестве зарплаты. Материал выходит в рамках мини-рубрики «kyky, регионы».

Если вы хотите, чтобы команда KYKY продолжала писать, работать и изучать жизнь беларусов – подпишитесь на наш Patreon за мерч и другие бенефиты. Или сделайте быстрый донат прямо на нашем сайте (окно для донатов – прямо под этим материалом).

Наш герой Дмитрий провел за решеткой семь лет. До этого он планировал связать свою жизнь с работой в правоохранительных органах. Вырос в Гомеле, прошел службу в армии в Гродно, а после устроился в милицию. Проработал там чуть меньше года и уволился. 

Дмитрия задержали еще в 2014-м. Во время обыска в его доме нашли фото с Александром Милинкевичем, который баллотировался на пост президента в 2006-м: «Руководство не знало, что я был настроен против действующей власти. И этот факт повлиял на мой приговор. Правоохранители мне так и сказали: «Мы бы тебя не закрыли, если бы этого не узнали», – говорит Дмитрий.  

В 2015-м Дмитрия признали виновным про трем статьям УК: ч.2 ст. 206, ч.1 ст. 167 и ч.1 ст. 166 и приговорили к семи годам лишения свободы: «Я свою вину не признал. Неоднократно пытался обжаловать приговор, но все было без толку», – поясняет Дмитрий. Он уверен, что его дело было политически мотивировано (но статуса политзаключенного у Дмитрия не было). 

Фото: «Белгазета»

Как бывшего сотрудника милиции, Дмитрия должны были этапировать в витебскую колонию №3, где отбывают наказание экс-правоохранители. Но, как говорит сам Дмитрий, «полностью нарушив закон», его определили в исправительную колонию №2 в Бобруйске. «Это жесткая колония. Там такой контингент… Я много раз писал жалобы, их не пропускали, как и жалобы других заключенных. Потому что часто в администрацию зоны звонят из судов, прокуратур с претензиями, мол, почему вы выпускаете эти обращения из колонии». Но благодаря настойчивости родственников Дмитрия все же перевели в Витебск – правда, спустя три года, в 2018-м. 

В обеих колониях Дмитрий, как и другие заключенные, работал на промзоне. Далее – его рассказ о том, в каких условиях и за какие деньги в колониях Беларуси работают осужденные.

Работай на руководство колоний — или получай зарплату меньше одного рубля

По закону РБ каждый осужденный в местах лишения свободы должен трудиться. Исключения делают только тем, кто по состоянию здоровья не может заниматься физическим трудом. Дмитрий говорит, что такие случаи – редкость. На тех, кто демонстративно отказывается от работы, составляют акты о нарушении поведения и отправляют в ШИЗО (штрафной изолятор – Прим. KYKY). 

Кем ты будешь работать в колонии, определяет администрация: «Если у заключенного есть профессия – строитель, штукатур и т.д. – при распределении отталкиваются от этой «корочки». Тем, кто вообще ничего не умеет, поручают черновые работы: в ИК-2 таких отправляли на переработку сырой резины». 

За каждой колонией Беларуси закреплено свое производство, куда поступают заказы из самых разных компаний (не только беларуских). В Бобруйской колонии, со слов Дмитрия, функционирует сразу несколько цехов. Есть швейный, где отшивают строительную робу, простыни, матрасы под заказ. «Также там есть производство строительных перчаток – оно полностью заточено под Жлобинский БМЗ, при мне эти перчатки еще в лесхозы начали поставлять». 

Как говорит Дмитрий, еще один цех в ИК-2 – цех деревообработки и распиловки. «Колония заключает контракты на поставку древесины с лесхозами Могилёвской области, выпускает хоккейные клюшки, деревянные заборы под заказ, дрова». 

Есть в бобруйской колонии и цех, где работают с кожей: «Там делают армейские, милицейские ремни, кобуру под пистолеты и милицейские дубинки. Также производят шевроны разных наименований, которые поставляют во внутренние войска МВД». Также есть цеха, где изготавливают гвозди, железные заборы, и участки по покраске автотранспорта и разборке металла, где разбирают моторы от грузовых машин.

В бобруйской колонии осужденные работают в три смены: 09.00-15.30, 15.30-22.30 и 23.00-06.00. Дмитрий работал в швейном цеху. Говорит, что условия труда там тяжелые: «Представьте себе помещение на 50 квадратных метров, где вплотную стоят старые корейские машинки. Нам нужно было запустить в них китайские нитки сомнительного качества и следить за изготовлением. 

Фото: Андрея Журавлёва komkur.info

За производственными машинками нужно было наблюдать внимательно, чтобы они не зажевали нитку – в колонии стоит техника, которая давным-давно отслужила свой срок. Я как-то заметил на одной маркировку со сроком эксплуатации – эту машинку списали около четырех лет назад, но на ней до сих пор работают осужденные. Потом эту наклейку кто-то содрал.  

Когда перчатки были готовы, мы наклеивали на них специальные пупырышки, лейбл «ИК-2» и паковали их. Произведя определенный объем этих перчаток (то ли 4, то 6 тысяч, уже не помню), приезжала машина и мы загружали ее этой продукцией. Машина приезжала пару раз в месяц». 

По словам Дмитрия, в каждом цеху есть свой мастер, который следит за работой: «Обычно это гражданские, вольнонаемные люди. Но простой человек вроде меня на такую должность не попадет: все мастера на производствах в колониях – либо друзья, либо родственники сотрудников администрации». Дмитрий говорит и о том, что проверить, в каких на самом деле условиях работают осужденные, практически невозможно: «Один из тех, с кем я сидел – его признали политзаключенным – писал жалобы на условия труда. Проверка приехала, ничего не выявила, потому что в колонии заранее подготовились, и уехала. А парня, написавшего жалобу, сняли с производства и отправили в ШИЗО». 

Еще одна немаловажная деталь – история о том, как промзону в своих интересах используют сотрудники колонии.

«На ИК-2, например, представители администрации колонии неоднократно загоняли в покрасочный цех свои машины на бесплатную покраску. Работу выполняли осужденные, которые, скажем там, согласились сотрудничать с администрацией –  таких в колонии Бобруйска процентов 30, а то и больше. Взамен на «услугу» они получают определенные привилегии: дополнительные свидания, посылки, поздние подъемы и так далее».

По закону за работу заключенным платит государство. Правда, назвать зарплатой те суммы, которые выплачивают, сложно. Чаще всего в месяц осужденные, которые не договорились с администрацией, получают меньше рубля – и узнают об этом не от местного бухгалтера: «Ты приходишь в магазин, расположенный на территории ИК, и спрашиваешь у продавца: «Скажите, пожалуйста, сколько денег мне начислила исправительная колония?» – «7500 [неденоминированных] рублей». Вот и вся история. Расчетных листов нам никто не предоставлял. Мы просто расписывались за полученную сумму в графике табеля.

В то время за 7000 неденоминированных тысяч можно было купить только пачку «Астры» или «Примы». Если бы не материальная поддержка родственников, многие заключенные вообще бы не выжили».

Табель с заработной платой в ИК-2 за 2017-2018 года, который Дмитрию удалось получить в колонии

Больше рубля, со слов Дмитрия, получали в ИК-2 те, кто работал в цеху по производству резиновых дубинок и прочих милицейских «принадлежностей»: «За эту работу могли платить и по 10-20 рублей, но попасть в этот цех могли далеко не все – только «свои» для администрации. Все кандитаты на работу в этом цеху проходили через оперативных работников в колонии. Я лично никогда туда не стремился». 

Такой заработок администрация колонии объясняла тем, что большая часть зарплаты осужденных уходит на погашение их же коммунальных счетов – свет, питание, газ, проживание. «Хотя условия в казармах ИК-2 не соответствовали никаким нормам. К нам как-то подселили ребят, осужденных по 328, хотя мест уже не было. Поэтому поставили трёхъярусные кровати: ребята, слезая с них, регулярно получали травмы рук, ног». 

Дмитрий говорит, что именно из-за этих вычетов администрация колонии практически никогда не выдает на руки расчетные листы: «Cогласно закону, осужденные находятся на полном обеспечении у государства – то есть вычетов за коммуналку вообще не должно быть. Поэтому администрация колонии боится предавать этому факту огласку». 

Сделай баню для начальника колонии — получишь свидание с родственниками

В колонии Витебска, где отбывают наказание бывшие сотрудники силовых ведомств, директора предприятий, прокуроры и иже с ними, ситуация с работой и доходами заключенных фактические такая же, как и в ИК-2. Только, со слов Дмитрия, работы в этой колонии ощутимо меньше.

В ИК-3 также есть швейный цех, где отшивают постельное белье, строительные костюмы и чехлы. Но в 2020-м, как рассказывает Дмитрий, заключенные стали шить медицинские маски, антиковидные костюмы и мешки для трупов: «Процесс запустили в начале 20-го, в феврале. Маски и антиковидные костюмы отшивали сотнями тысяч, но куда их поставляли, сказать не могу – не знаю. Видел только, что эти маски по 10-20-50 штук постоянно таскали себе сотрудники администрации.

Фото: Андрея Журавлёва komkur.info

Я в швейном цеху не работал, но как-то зашел туда – осужденные шьют маски и кидают сразу на пол, антисанитария полная. Никто не контролирует этот процесс, так как по тех условиям маски бытовые марлевые не обязаны обрабатывать дезраствором. И это при том, что мы все в этой колонии переболели коронавирусом.

Помню, писал в письме родным, что Чемоданова говорит по ТВ, мол, в местах лишения свободы никто не болеет – а у нас всех пропало обоняние, никто вкусов не чувствует. Так что исключать, что защитные маски шили люди, больные ковидом, нельзя». 

В витебской колонии Дмитрий работал в цеху деревообработки. «Это самый жесткий по условиям труда цех, он даже не отапливается. Зимой там дико холодно. В месяц мы делали там около 500-700 ящиков и около 3500 поддонов. Куда они поставлялись, непонятно. Говорили, что их отправляют в Европу, в Германию, но забирали эту продукцию на фуре с российскими номерами.

После августовских событий 2020-го объемы на производстве сильно сократились, процентов на 50%. Когда я выходил на свободу, поддоны и ящики отправлялись только по Беларуси, на гомельский стеклозавод и витебский плиточный завод». 

В ИК-3 трудятся в две смены: дневную, с 8:30 до 17:00, и вечернюю – с 17:30 до 22:00. В ночную, по словам Дмитрия, выходит только «специальный отряд». В него входят осужденные, которые отвечают как раз за цех деревообработки. Как и в ИК-2, в витебской колонии были осужденные, которые «принимали заказы на работу» от сотрудников администрации: «Для майора Константина Печень, который уже вышел на пенсию, сделали беседку – он постоянно ходил, контролировал этот процесс. Печень проработал в этой колонии 20 лет, поэтому провожали его с фейерверком. 

Начальник колонии, полковник Алексей Старовойтов, «заказал» себе кровать – ему ее тоже сделали. Люде или Любе из бухгалтерии просто доски бесплатно отдали. Такие истории происходили постоянно». Как и в бобруйской колонии, говорит Дмитрий, за подобные «услуги» заключенным смягчали режим содержания. 

Тем, кто кроватей для начальников не мастерил, поблажек не делали: «Я сидел с парнем – он хороший специалист, до колонии работал в сфере деревообработки. Как-то во время работы на очень старом станке его перчатку зажевало, а вместе с ней и палец. Администрация вызвала скорую, потом сотрудники попросили его написать бумажку, что травма была получена по его вине, а не потому что техника неисправна. Через месяц этот парень снова начал работать на производстве, уже без пальца». 

В 2021-м к Дмитрию начали подселять и политзаключенных – с ними в тюрьмах часто обращаются хуже всего.

«Будет стоять убийца и политический с желтой биркой (она означает, что заключенный якобы «склонен к экстремистской и иной деструктивной деятельности» – Прим. KYKY). У обоих расстегнута пуговица на робе – сотрудник колонии сразу же подойдет к политзаключенному. И, скорее всего, составит на него акт за нарушение. После первого нарушения дают выговор, после второго – еще один выговор или лишение длительного свидания. Именно поэтому у политзеков там мало встреч с родными, нет созвонов в скайпе и других вещей, которых хватает у «обычных» заключенных. Их просто всего лишают за расстегнутую пуговицу, секундное опоздание на зарядку или за то, что ничего не делал на рабочем месте, когда работы и не было».

Табель Дмитрия с заработной платой в ИК-3 за 2020-2021 года

Ну и последнее: за работу заключенным в ИК-3 платят такие же смешные суммы. «Заключенные в колониях – это дешевая рабочая сила. В ИК-3, когда я там был, содержалось около трех с половиной тысяч людей. Большинство из них получали в месяц меньше одного беларуского рубля». 

После выхода на свободу проблемы не заканчиваются

Дмитрий говорит, что в августе 2020-го руководство колонии вдруг начало считать его бунтарём: «13 августа 2020-го меня отправили в ШИЗО. Сказали, что я дестабилизирую обстановку в колонии, склоняю заключенных к бунту. Это случилось из-за того, что я рассказывал сокамерникам, что прочитал в газете «Новы час», которую на тот момент еще можно было выписывать в колонию. 

Освободился я в сентябре 2021-го. До выхода на свободу надо мной состоялся еще один суд, его провели в колонии, по скайпу. В итоге мне дали еще год превентивного надзора за то, что я якобы злостно нарушал установленный режим содержания и агрессивно настроен против политической системы РБ. Так что еще год я должен дома быть с 22:00 до 06:00 каждый день, каждый вторник отмечаться у инспектора и не посещать баров, ресторанов и массовых мероприятий. 

Когда еще был в колонии, я развелся с женой и она подала на алименты. Часть денег тоже считывали из зарплаты, которую я получал в колонии – совсем мизерные суммы. То есть сначала администрация вычитывала средства за коммуналку, а уже потом отчисляла оставшиеся копейки бывшей жене. 

Справка о том, какие денежные выплаты из зарплаты Дмитрия в ИК-2 получала его бывшая жена

За последний год бывшая жена получила около 55 рублей – естественно, это далеко не вся сумма, которую я ей должен. И когда я освободился, мне пришел документ о том, что я должен погасить пеню. То есть колония вогнала меня в большой долг – и обжаловать это сейчас бесполезно. Надо каким-то образом выплачивать. 

Я могу официально устроиться на работу, но бывших заключенных никто не хочет трудоустраивать. Я лично пытался попасть на Гомельхлебпром комплектовщиком, в магазины никем осуждённых не берут. Насколько я знаю, многие освободившиеся работают только неофициально. Поэтому, как только надзор закончится, я планирую уехать из этой страны».

Заметили ошибку в тексте – выделите её и нажмите Ctrl+Enter

Целый год эксперты говорили, что «завтра» экономика Беларуси рухнет. Разобрались, в каком она сейчас состоянии — и рухнет ли вообще

Деньги • Мария Мелёхина

Вот уже не первую неделю с курсом валют в Беларуси происходит что-то странное: рубль постоянно укрепляется по отношению к доллару. И это при том, что целый год экономисты говорили, что уже вот-вот мы, беларусы, почувствуем некую экономическую... трудность. KYKY пришел к экономисту и научному сотруднику BEROC Льву Львовскому и спросил, как это вообще возможно.