Деперсонализация и дереализация – это тандем двух симптомов, которые часто появляются вместе или провоцируют друг друга. При деперсонализации происходит утрата личности и ощущения собственного я. Например, человек может не узнавать себя в зеркале. Он понимает, что это он, но больше не ощущает никакого родства с тем, кого видит в отражении. При дереализации человеку кажется, что происходящее с ним – нереально. Оба заболевания могут сопровождаться тотальной утратой эмоций и ощущений от жизни.
Почти половина населения планеты испытывала хотя бы один опыт, похожий на деперсонализацию или дереализацию, но только два процента людей имели достаточно сильные или продолжительные симптомы, чтобы это «удовлетворяло» критериям диагноза. Психические болезни – уже стали данностью, а не экзотикой, но все еще остаются табуированными в обществе. Получается, человек может мучиться десятки лет, а мы можем не знать, как ему помочь и сделать его жизнь нормальной. «Большой ужас деперсонализации в том, что местные врачи не будут лечить её адекватно. Это может сделать болезнь хронической и резистентной. У нас нет нормальной традиции лечения в этом случае, и врачи не хотят перенимать западную практику», – говорит Иван, который ощущает на себе все эти признаки.
Врачи в СНГ используют неэффективные методики лечения, маркируют больных деперсонализацией совершенно иными диагнозами: от вегетососудистой дистонии до шизотипических расстройств.
Они нехотя перенимают эффективные связки лекарственных препаратов. Реально работает только счастливый случай при выборе специалиста и, как бы грустно ни звучало, самостоятельное лечение после исследования в интернете.
Когда человек имеет странные психические проблемы, но не подходит для диагностирования яркой шизофрении или паранойи, психиатры в Беларуси и СНГ обращаются к советскому диагнозу «ВСД» (вегетососудистая дистония), который означает примерно ничего. Если открыть статью в русской Википедии, которая посвящена этому врачебному инструменту, можно несколько минут читать о том, почему про него давно пора забыть. Мы поговорили с несколькими людьми из Беларуси и России, которые страдают от деперсонализации длительное время, и они рассказали нам свои истории.
Иван, 22 года. Острая форма деперсонализации. «У меня навязчивый страх смерти, отсюда и обесценивание вообще всего перед её лицом»
Прошу прощения за сумбурность мыслей – раньше выстраивать их было проще. В сентябре прошлого года мне изменила невеста. На почве возникшей душевной боли я решил компенсировать потерю тем, что было недоступно раньше – разгульным образом жизни с алкоголем и огромным количеством новых знакомств. Не сказать, что мне это было нужно. Я никогда не стремился к свободе, не вижу в ней нужды. Просто это стереотипно то, что делают люди, «освободившиеся от отношений». Я поймал сильную паническую атаку и наутро понял, что это не я смотрю на окружающий мир, а смотрю, как кто-то смотрит, будучи при этом никем. Мысли путались, казались далёкими и не моими в полной мере, органы чувств были будто забиты. Это как принимать душ в полиэтиленовом пакете – вроде слышишь, как падают капли, даже что-то ощущаешь, но не более. С этого дня началось нарастание тревоги. Спустя неделю умер мой пятидесятилетний дядя, что тоже достаточно сильно меня подкосило.
Паническую атаку я поймал, когда встретился в декабре прошлого года с одногруппником и его девушкой. Сделал это, скорее, из собственной неспособности отказать, которая ещё доставит мне неудобства в дальнейшем. Мы поехали к нему домой, и он предложил мне траву. Я не любитель ТГК, это всегда вызывало у меня неприятные ощущения и панические атаки. Плюс боль в ушах, глазах, тревожность, ощущение косоглазия, ажитацию и акатизию. В последний раз зарёкся пробовать в принципе, но подтачивало: «Что я, слабак какой-то?» Эта мысль сопровождала меня всю жизнь – такой комплекс физически слабого человека, выглядящего сильно моложе своих лет. Глупо, но что поделать. Друг убеждал меня, что это хороший стафф, и я сдался. Этот момент и разделил мою жизнь на «до» и «после».
Отвлечься от этого невозможно. Что бы ты ни делал, ты делаешь будто на фоне. Даже сейчас я пишу, смотря на мигающие лампочки приборов. Ничего не помогает и не успокаивает – просто может стать легче в какой-то момент, независимо от занятия. Иногда играю на фортепиано, делаю это неплохо. Читать перестал из-за дефицита внимания. Будто не читаешь, а облизываешь буквы по граням зрачками. Смотреть фильмы тоже сложно. При всём этом болезнь слабо влияет на возможность социальных интеракций. Они не приносят удовольствия, я ощущаю нарастающую тревожность при затягивающемся разговоре.
Первые пару недель я просто ждал и надеялся, что всё закончится. Что сейчас я посплю, а проснусь уже нормальным человеком. Каждое пробуждение было связано с разочарованием. Все чувства были притуплены либо угасли совсем. Понятие «комфорт» пропало – ты всё время будто на измене. Просто сесть, расслабиться – исключено. Сразу нарастает тревожность от неспособности осознать текущий момент. Один раз поймал паническую атаку на фоне того, что ночью решил сходить попить воды – и понял, что не чувствую, как я её пью, а ощущаю только часть ощущений от другого человека.
Психотерапевт успокоила меня, что это не шизофрения – она нарушает способность объективно воспринимать действительность. Грубо говоря, в таком случае я бы считал, что мои чувства действительно нарушены, а не ощущаются таковыми из-за отклонения. Из соматики – первые пару месяцев сердце бешено колотилось по утрам. Невозможно было просто сесть и расслабиться. Тебя постоянно сопровождает неправильное, болезненное и отвлеченное напряжение. Высокий уровень тревоги – это первичный симптом.
Раньше я мог получить удовольствие просто от того, например, купил водяной пистолет или гирлянду. Я мог получить удовольствие от простых вещей – даже от заката и хорошей погоды. Но теперь этого сделать не получается. Ещё у меня навязчивый страх смерти, отсюда и обесценивание вообще всего перед её лицом. Не могу наслаждаться кино, потому что начинаю думать: а не умер ли тот или иной актёр?
В общем, так я мучился до февраля, когда решил попробовать ощутить хоть что-то, хотя бы самую низменную человеческую эмоцию.
У меня не было эректильной дисфункции, но погрузиться в похоть не получалось, как и во многое другое: в смех, веселье, собственные мысли. Я снял проститутку и в процессе секса чуть не заорал от того, что не смог ничего осознавать в полной мере.
После этого началась ипохондрия по поводу венерических заболеваний. Панические атаки стали появляться каждый вечер. Я сделал обследование всего, что только можно. Ипохондрия – замечательная вещь, при которой диагностика и является лечением. После обследования само собой прошло удушение, постоянная головная боль и частичная утрата координации.
Сейчас я живу в двухкомнатной квартире с родителями, и, с недавнего времени, с сестрой. Никаких неудобств не испытываю. Зарабатываю достаточно много денег и езжу на машине. Условия жизни у меня – выше среднего, у меня с детства было почти всё, чего я хотел. С родителями всё в порядке, лучших родителей я и не видел нигде. Они приблизительно понимают, что это, пускай и не в полной мере. Я бы и сам себя в полной мере не понял: для здорового человека это невозможно – и слава небесам. Они осознают, что проблема не просто в каких-то переживаниях – про позитивный настрой не говорят.
Сообщество психбольных, кстати, невероятно унылое. У каждого рецидив, каждому второму не помогает выбранное лекарство, каждому третьему усугубляет состояние. Я пока вообще не нашел полностью излечившихся от деперсонализации, но надеюсь, что подавление тревожности поможет мне справиться.
Настасья, 25 лет. Тревожное расстройство и депрессия. «Мне попадались глупые психологи с диалогами: «Грустно? – Не грусти!»
Дереал – это «приятный бонус» среди других симптомов. Первые разы не помню, но помню сильное и долгое ощущение мира за стеклом в 19 лет. Смотря в прошлое, понимаю, что на каждую стрессовую ситуацию часть моего сознания реагировала капитуляцией. Пиковые состояния запоминаются ярко до невозможности. Периоды дереала отличаются от прочего бытия и откладываются в уме, как трип в неизвестное. Будто бы мне дали одним глазком заглянуть в мир, другим недоступный. Наверное, есть циклотимия: депрессия, затем что-то происходит, и меня выносит. В эти моменты, я маниакально бегаю с яростной убежденностью, что всё будет хорошо и я права.
Лет в 16 мне начали сниться гиперреальные яркие сны. Реальность была удручающе серая, незаметная, зато были сны, где мир «настоящий». И, разумеется, с сонным миром я подружилась, искренне его полюбила и приняла. Теперь, когда меня накрывает, в первую очередь возникает ощущение бесконечного дежавю, а там уже рукой подать до мира, который похож на сон. Я этому вовсе не противлюсь. Такая реальность мне по душе. Так я понимаю, что и как устроено, и чувствую некую жизнь. В обычном состоянии я ощущаю скуку и подавленность.
Какой у меня опыт общения с врачами? Вся моя жизнь – это опыт общения с психиатрией. Я рано поняла, что моё состояние далеко от нормы, и отправилась искать специалиста в Минске. Мне попадалась тьма абсолютно глупых, слепых психологов с диалогами в духе: «Грустно? Не грусти!» Но позже повезло, и я встретила в художественном колледже Дашу. С ней когда-то творилось что-то подобное. По сути, она просто делилась опытом, и это было бесценно. Какие-то базовые вещи о себе и о мире вокруг я узнала от неё. Я успокаивалась её словами: «Солнце не померкло, тут достаточно света, просто поверь и не истери».
Но депрессия становилась сильнее, и я отправилась на поиски антидепрессантов. Первые пару месяцев было классно, а потом появился миллион побочек, и становилось только хуже. За год я перепробовала всю аптеку. Сейчас я могу сказать, что мне ничего не подходит. Нормально и ситуативно работают только микродозы феназепама. Сейчас я живу с психиатром, и нам очень весело вместе. Не знаю, что делать человеку с дереализацией. Работать и меньше ныть? Когда совсем плохо, остается разве что медитировать и просто быть. Это самое пугающее, но неизбежное. Посоветую не инвалидизироваться и не впадать в жалость к себе. Всем идти к психотерапевту.
Иван, 21 год. Администратор нескольких сообществ, посвященных психическим заболеваниям. «Тело делает всё само – без твоего участия»
Мой диагноз – биполярное аффективное расстройство первого типа. Знакомство с деперсонализацией началось в 2012 году, когда мне было 16 лет. После начала приёма антидепрессанта у меня началась мания, вместе с которой проявились симптомы деперсонализации. Я чувствовал и видел себя отстраненным, весь мир казался нереальным, цвета, вкусы, эмоции стали блеклыми, предметы потеряли свой объем. Например, когда что-то делаешь, то тело делает это само – без твоего участия. Ты как бы не вовлечен в процесс и в этот момент оторван от реальности. И так со всем: вождением машины, работой за компьютером – любым действием. Как будто это делает тело автоматически, а не ты сам.
По логике, когда мания прошла, деперсонализация тоже должна была пропасть, но она осталась. Мне не было назначено адекватное лечение из-за низкой квалификации врачей в области. Они считают деперсонализацию и дереализацию лишь проявлением шизотипического расстройства и лечат одним антипсихотиком. Но деперсонализация проявляется при многих психических расстройствах и знакома даже здоровым людям. Проблема эта крайне распространенная, настолько же, насколько врачи из СНГ не знают, как её лечить и что это такое вообще. Они просто ставят другие диагнозы. Всякий бред: от ВСД до шизофрении. Пациенты вынуждены заниматься самолечением по западным руководствам или обращаться к образованным в этом плане специалистам по интернету. Незнание, что есть деперсонализация/дереализация врачами из СНГ приводит к тотальной хронификации этих состояний у больных, они пребывают в нём три года, пять, десять лет. Больные с большим стажем заболевания поддаются лечению очень плохо. Высок процент суицидов из-за этого мучительного состояния.
Я считаю, что министерства здравоохранения должны озаботиться качеством образования врачей в СНГ: проводить курсы повышения квалификации, донести способы лечения этого состояния и обновить программу в университетах. Больным я посоветую не отчаиваться, а искать своего специалиста, которому хотя бы знакома практически безальтернативная схема АД+ламотриджин.
Я администрирую сообщества, которые посвящены психическим болезням. И точно знаю: людей с деперсонализацией в СНГ много. При этом то, что мы видим, – это верхушка айсберга из-за недостаточной диагностики. Люди проводят время в таких группах, а не консультируются у специалистов, потому что врачи им не помогают – их лечение неэффективно. Люди ищут другие пути. Или боятся пойти к психиатру, потому что их будут осуждать за то, что они психически больны.
Я вылечился от деперсонализации. Мой путь нахождения адекватной схемы лечения составил три года. Я вылечил ДП/ДР используемой на западе схемой из антидепрессанта и ламотриджина. Отдельно эта болезнь встречается крайне редко – обычно есть причина, и чаще всего это тревога во всех её видах. Лечение заключается в её устранении. Но иногда она хронифицируется и требует специфического лечения. Это сочетание антидепрессанта из группы СИОЗС (такие как эсциталопрам, сертралин) и нормотимика-антиконвульсанта ламотриджина. Процент отвечающих на такую терапию составляет около 70%. Если стаж заболевания больше трех лет, то используются дополнительные к вышеназванной схеме препараты из других групп: назначается атипичный антипсихотик и/или меняется тип антидепрессанта, используется более высокая доза ламотриджина, подключаются транквилизаторы.
Врач-психиатр Олег Айзберг, доцент кафедры психиатрии и наркологии БелМАПО признаёт, что врачам, по сути, неизвестно, как лечить деперсонализацию
KYKY: В Беларуси часто попадаются пациенты с деперсонализацией?
Олег Айзберг: В Беларуси пациенты с синдромом деперсонализации/дереализации, когда он носит хронический характер и преобладает в картине болезни, приходят на консультацию с частотой два-три раза в год. Чаще бывают пациенты, у которых этот синдром развивается на фоне других тревожных расстройств или депрессии. В этом случае он проходит по мере ослабления симптомов основного заболевания. У здоровых людей тоже может возникнуть деперсонализация/дереализация, в минуты сильного стресса или усталости, но она быстро проходит.
KYKY: Вы говорили, что деперсонализация – это проблемный диагноз. Есть ли проблемы в подходах врачей к лечению деперсонализации на территории СНГ по сравнению с западной практикой?
О. А.: Это заболевание очень плохо изучено. В отличие от других психических расстройств, при этом заболевании не существуют общепринятых протоколов лечения. Это связано с немногочисленностью научных исследований. Чаще всего назначают ламотриджин и антидепрессанты – ингибиторы обратного нейронального захвата серотонина, однако надежных научных данных нет и по эффективности этих препаратов. Единственным психиатром в СССР, а затем в России, который целенаправленно занимался этой проблемой был профессор Юрий Нуллер (1929-2003) из Петербурга. Предлагаемая им методика лечения была похожа на ту, которая используется сейчас в западных странах. Про практику лечения деперсонализации в СНГ мне ничего не известно. Что стоит делать человеку с синдромом деперсонализации? Могу посоветовать только обратиться за помощью к психиатру.